» Афганистан.Ру в гостях у горного стрелка

Опубликовано: 16.05.2021 23:47 Печать

Автор: Владимир ПРЯМИЦЫН

География Афганистана такова, что пока одни воины-интернационалисты изнывали от жары в его пустынях, другие утопали в снегах на его горных вершинах. И каждое такое поле боя не прощало ошибок, требовало серьезного отношения и специальной подготовки. Так, для решения задач охраны и обороны важнейшей автодороги на самом высокогорном участке Гиндукуша – перевале Саланг – использовался горнострелковый батальон, входивший в состав 177-го мотострелкового полка.

Скептики скажут, что горнострелковый батальон – это обычный мотострелковый батальон, названный так потому, что решает задачу в условиях высокогорья. Однако, при детальном рассмотрении, эта позиция не выдерживает критики. Конечно, в целом это был такой же батальон, как и соседние мотострелковые, охранявшие участки дороги, примыкавшие к перевалу с севера и с юга. Но статус горнострелкового сообщал ему ряд определенных отличий: в снабжении специальным имуществом, в нормах питания, в организационно-штатной структуре. К примеру, если в мотострелковых ротах было по штату 110 военнослужащих, то в горнострелковой – 73 человека. Если в мотострелковом взводе в распоряжении командира был один снайпер, то во взводе горных стрелков снайпер был предусмотрен в каждом отделении.

Безусловно, главным отличием было высокогорье, в условиях которого горнострелкам приходилось жить, служить и воевать. Так, в районе перевала Саланг выносные посты некоторых сторожевых застав располагались на высоте более 4 тыс. м над уровнем моря. О том, как жилось, служилось и воевалось советским воинам на горных вершинах Гиндукуша, «Афганистан.Ру» расспросил горного стрелка – Павла Адольфовича Попова. С 1985 по 1986 год он лейтенантом воевал в Афганистане в качестве командира 3-го горнострелкового взвода 7-й горнострелковой роты 3-го горнострелкового батальона 177-го мотострелкового полка 108-й мотострелковой дивизии.

Афганистан.Ру: Слышали ли Вы о Саланге до того, как оказались на перевале? Как отнеслись к такому назначению?

П.П.: Нас, молоденьких выпускников различных училищ, которые изъявили желание проходить службу в Демократической Республике Афганистан (ДРА), командование решило отправить на переподготовку в учебный центр, который находился недалеко от города Геок-Тепе в Туркмении. Я попал в роту, которая проходила усиленную подготовку по программе горных стрелков. В один из выходных дней мы сидели в Ленинской комнате и смотрели телепередачу «Служу Советскому Союзу». Это была первая передача в СССР, в которой на волне «перестройки, гласности и ускорения» начали освещать войну в Афганистане. На экране целый час журналист Проханов рассказывал про то, как он на перевале Саланг попал в настоящие боевые действия, где душманы совершили налёт на автомобильную колонну, уничтожив более десятка наливников и другой техники. Мы бурно восприняли эту передачу, начали обсуждать, высказывать свои мнения, предполагать, кому доведётся служить в том батальоне, про который рассказывалось в передаче. Даже кинули символический жребий, который выпал на меня. И откуда мне было знать тогда, что жребий этот был верным?

По приезду в штаб дивизии в Баграм мне дали предписание в 3-й горнострелковый батальон 177-мотострелкового полка. При выходе из штаба в курилке сидели офицеры разведбата. Я спросил у них, где располагается мой батальон. Они посочувствовали мне и указали рукой на видневшиеся вдали снежные вершины, сказав, что там находится перевал Саланг, на котором мне придётся служить.

Горные стрелки (лейтенант П.А. Попов – слева)

Афганистан.РУ: Накладывала ли высота расположения заставы и ее близость к тоннелю отпечаток на боевые и бытовые условия несения службы? Были ли какие-то особенности, связанные с расположением застав высоко в горах?

П.П: 177-й полк отвечал за самый опасный участок дороги от населённого пункта Душах и до Чарикарского танкового полка. Но самый трудный участок, перевал Саланг, достался нашему 3-му горнострелковому батальону. Высота некоторых постов батальона достигала более 4000 метров над уровнем моря. Приходилось ходить там, где температура кипения воды 75–80 градусов, где с непривычки после двадцати шагов начинает сильно стучать в висках, из груди — выпрыгивать сердце, а печень просто отказывается работать. Да ещё совсем нечем дышать, воздух-то разрежен. А когда приходится идти в горы, то нужно поднимать на себе груз около шестидесяти килограмм на высоту до пяти тысяч метров. Летом днём жара такая, что броня раскалялась. На неё можно было садиться, только подложив под себя подушку. А ночью на постах вокруг заставы бойцы мёрзли в ватниках.

Помню, свой первый выход на боевые – вдруг почему-то у моего подготовленного организма появилась одышка и усиленное сердцебиение. Так встречают горы новичков. Нехватка кислорода обнаруживается при прохождении уже шагов тридцати. Месяца через три постоянного проживания в горах на высоте более трёх тысяч метров это перестаёт ощущаться. Поэтому в боевую группу на задания ходили только «старики», молодых солдат брали по одному–два человека для обкатки. Да и молодыми-то их можно было назвать только условно. Учебка в Союзе, потом учебка в полку в Джабаль-ус-Сарадже целый месяц, где они учились потеть и дышать афганским воздухом, пробегая кроссы с полной выкладкой и изучая оружие, с которым им придётся воевать. Потом их разбирали по заставам. Прибыв на заставу, они еще целый месяц адаптировались к горным условиям жизни.

Афганистан.РУ: Наиболее высоко в горах размещались выносные посты сторожевых застав. Расскажите, что они собой представляли?

П.П.: В отличие от застав, на которых размещался, как правило, взвод, на выносном посту несло службу отделение. Старшим был сержант срочной службы, в подчинении у которого находились около пяти солдат на полгода младше по призыву. Вооружение поста было представлено автоматами, пулеметами ДШК или «Утёс», гранатометом АГС-17 «Пламя», ручным пулеметом Калашникова, снайперской винтовкой. Боезапас составлял пять боекомплектов на каждый вид оружия. Запасы продовольствия поддерживались из расчета на 15 суток.

Иногда при длительных снегопадах продовольствие приходилось экономить, потому что снегопады могли идти непрерывно дней 10–15 и после этого тропу нужно было снова натаптывать. Для этого ещё нужно было дождаться, когда снег обдует ветром и подтает на солнце, чтобы образовалась настовая корка.

Стены на постах выкладывались в форме улитки выше человеческого роста в толщину до полуметра из камней валунов. Скреплялись они глиной или цементом, если таковой удавалось раздобыть. Проходя по улитке, боец был закрыт со всех сторон каменной стеной, что защищало от пуль и осколков. В стенах делались выступы для стрелково-пулемётных сооружений с бойницами, направленными в три стороны. В каждом из сооружений под бойницами были расположены ниши для боеприпасов, где находились открытые цинки с патронами россыпью. Над каждой бойницей размещалась карточка огня с привязкой ко всем ориентирам с указанием дальности до целей. Внутри периметра поста находилась землянка, потолок которой обычно был сделан в накат из пробитых и списанных труб от трубопровода. На крыше землянки обычно размещалось еще одно стрелково-пулеметное сооружение с бойницами на все стороны, в котором непрерывно находился наблюдатель. Если неподалёку находились более высокие горные хребты, то сверху пост накрывался ещё дополнительно маскировочной сетью.

Афганистан.Ру: Кроме несения службы на сторожевых заставах и постах, горные стрелки принимали участие в боевых выходах в горы. Расскажите, как они проводились? На что могли рассчитывать защитники Саланга при встрече с противником в горах?

П.П.: В боевые выходы в составе батальона к каждому подразделению прикреплялся кто-нибудь из штаба батальона. С нашей ротой обычно ходил старый замполит батальона. Этот человек не подменял собой командира, но в случае утери управления подразделением принимал командование на себя. Эта мера была важна в случае гибели командира, чтобы не потерять управление подразделением, не поддаться панике или растерянности, а также чтобы молодые неопытные офицеры не наломали дров. На первой моей заставе стояла приданная батальону артиллерийская батарея из четырех гаубиц «Д-30». Она осуществляла стрельбу по наведению корректировщика огня, который ходил или ездил в боевые с нами. Также все горы были разбиты по секторам огня и пронумерованы по квадратам огня. И в случае необходимости любой командир мог вызвать огонь артиллерии в определённый квадрат. Они были нанесены на наши боевые карты. Карты мы всегда носили при себе.

Афганистан.Ру: Было ли у горных стрелков специальное снаряжение и оборудование для ведения боевых действий в горах?

П.П.: «Эксперименталку» мы получили потом, зимой, когда весь полк уже был одет в зимние бушлаты, а мы мёрзли ещё в старых советских ватных фуфайках. С горем пополам нам потом всё-таки выдали эти новые бушлаты. Но зимой и в них было холодно. На посты в зимнее время выходили в тулупах. Ещё противными были ветра, дующие по ущелью. Пронизывают насквозь, никакая одежда не спасала. В боевые мы выходили в горном снаряжении. Брезентовые штаны до подмышек и брезентовые куртки. На голове шерстяные шапочки коричневого цвета с дыркой для лица. Она закрывала от солнечных лучей лицо, уши, шею. Без неё сгореть на солнце хватало 10–15 минут. Потом лицо струпьями пойдёт. Для защиты глаз были горные очки с полным боковым закрытием. Таким образом с солнечными лучами не контактировал ни один участок тела. Горное снаряжение у нас было: ледорубы, верёвки, репшнуры, крючья. Но всё это имущество лежало в контейнере у старшины. В боевые мы его не брали, предпочитая набирать побольше боеприпасов. Под костюм надевали коричневого цвета свитера из верблюжьей шерсти, тёплые кальсоны, а на ноги вязаные разноцветные гольфы местного производства, которые покупали у местного населения. Обувь – горные ботинки с триконями, которыми гордились, приезжая в редкие моменты в Баграмскую зелёнку или в расположение штаба полка.

Афганистан.Ру: Были ли на Саланге какие-нибудь военные хитрости, свойственные только для ведения боевых действий в горах?

П.П.: Безусловно. К примеру, 11 декабря 1985 года бронегруппа горнострелкового батальона должна была в полном составе собраться у сторожевого поста № 6 возле моей заставы, а затем к 3.00 ночи скрытно переместиться вниз по дороге к заставе № 20, где боевым группам горных стрелков предстояло бесшумно десантироваться и выйти к 9:00 утра к назначенной высоте. Броня самокатом, не включая двигателей и освещения по наклонной дороге докатилась до сторожевой заставы, где бойцы скрытно высадились. Затем бронегруппа развернулась, и уже с включенными фарами и ревом двигателей пошла вверх по серпантинам. Этот маневр не давал возможности местному населению засечь, где был высажен десант, если случайно кто-нибудь узнает об операции.

Тулуп — непременный атрибут горного стрелка. Лейтенант П.А. Попов (слева)

Афганистан.Ру: В районе тоннеля Саланг располагался ряд подразделений, не связанных друг с другом единым руководством. Как строилось взаимодействие между силами, участвовавшими в эксплуатации, охране и обороне тоннеля?

П.П.: На перевале действительно располагалось значительное количество сил и средств, выполняющих свои специфические задачи. За охрану и оборону отвечал горнострелковый батальон, которому был придан ряд подразделений. При планировании боевых выходов на совещания в батальон приглашались их представители. Им ставилась задача нашим комбатом на выделение своих средств. Инженерно-сапёрная рота занималась установкой минных полей или снятием духовских минных полей, разминированием дорог и заминированных машин или участков. Взвод химзащиты организовывал вручение противогазов проходящим по тоннелю водителям. Одно подразделение на одной стороне тоннеля раздавало противогазы, а другое на другой стороне забирало их обратно. Кроме того, на перевале несли службу воины трубопроводной и дорожно-комендантской бригад, с которыми нам тоже приходилось взаимодействовать. Трубопроводчики осуществляли контроль за работой гарнизонных насосных станций на трубопроводе и при его подрыве и поджоге выезжали в нашем сопровождении для ликвидации аварии. Мы в это время их охраняли, потому что зачастую такие акции устраивались, чтобы подловить в засаде или навести на фугас наши подразделения. Дорожно-комендантский батальон стоял недалеко от моей заставы на Уланге. Если впереди были обстрелы или бои, то комендачи останавливали всё движение на дороге и не пропускали машины дальше до тех пор, пока мы не отобьём нападение и не дадим сигнал к дальнейшему движению. Уже после войны я узнал, что на перевале стояло даже подразделение радиоэлектронной борьбы. Контроль над деятельностью батальона, согласованностью действий с соседями и приданными подразделениями был возложен на Оперативную группу штаба 40-й армии. Ее наличие на Саланге подчеркивало значимость этого места.

Афганистан.Ру: Через высокогорный перевал Саланг проходил полевой магистральный трубопровод, и его охрана и оборона входила в число задач горнострелкового батальона. Как она осуществлялась?

П.П.: Афганцы часто пользовались нашим трубопроводом для добычи топлива на керосиновые лампы и другие хозяйственные нужды. Не стоило большого труда продырявить трубу, набрать необходимое количество топлива и заткнуть дырку чёпиком. Обнаружить такие дырки можно было только по маслянистым потёкам на камнях или песке. Трубопроводчики заменяли такие трубы на новые, а старые списывали.

На протяжении зоны ответственности нашего батальона функции охраны трубопроводчиков выполняли попеременно дежурные бронетранспортеры, назначаемые по боевому расчёту, согласно графика батальона во главе с офицером. Для этого не нужно было отвлекать от службы целое отделение, достаточно было экипажа боевой машины. А бойцы трубопроводного отделения сами имели автоматы и в случае нападения противника могли выполнять задачи по обороне себя и трубопровода. Для экономии топлива, запчастей, более быстрого разворачивания и реагирования на диверсии на трубопроводе мы не брали с собой УРАЛ, а привязывали запасные трубы к броне бронетранспортера. В нем помещался весь личный состав с приспособлениями для расстыковки-состыковки труб. Только при крупных диверсиях, когда из строя выводилось большое количество труб, мы выгоняли на маршрут УРАЛ, загруженный десятками труб. Длина одного колена составляла шесть метров. По бортам бронетранспортера привязывалось по 3–4 колена, что в общей сложности составляло 36–48 метров. Этого было достаточно при небольшой диверсии, когда обычно пробитым было одно колено трубы.

Помню одну из таких поездок — мы вырулили из-за Чёрной Скалы и увидели шикарное зрелище: огонь полыхал на трубопроводе высотой с несколько метров. Мы тотчас приступили к ликвидации утечки. Подойти к такому пожару было невозможно. Мы на ходу сбрасывали трубы прямо на дорогу, соединяли их, прикрывшись телом бронетранспортера, и медленно ехали дальше, чтоб вновь соединить новые колена труб. Так мы проложили параллельно две трубы. Расстыковали трубы в одном месте до пожара и соединили их с новыми ветками, проложенными по дороге, потом расстыковали трубы после пожара и соединили с вновь проложенными ветками. Таким образом, мы отвели движение топлива по новым веткам, заменив в общей сложности около 80 метров труб, а старые остались догорать. Пожар полыхал ещё длительное время, пока не выгорело всё топливо, успевшее вытечь в пробоину.

Афганистан.Ру: Кроме советских войск в районе перевала Саланг размещалась афганская пехотная дивизия, посты Министерства государственной безопасности и афганской милиции – Царандоя. По дороге и через тоннель проходили афганские колонны. Как строились взаимоотношения, как осуществлялось взаимодействие с представителями Вооруженных сил Афганистана?

П.П.: Рота сарбозов, как и мы, выставляла свои посты на дороге в ночное время. Но на них надежды не было никакой, потому что половина из них были духи. Часто, получив оружие, они бежали с ним обратно в свои банды. При разговорах с афганским ротным я был удивлён тем, что в их армии официально разрешено рукоприкладство. Ему приходилось воспитывать своих солдат мордобоем. А оружие он ненадёжным солдатам выдавал лично только при заступлении на пост. При этом вторым на пост выставлял сознательного комсомольца.

Помню смену власти в Кабуле, когда сместили Бабрака Кармаля и выбрали на пост руководителя Народно-демократической партии (НДПА) Наджибуллу. Мне была поставлена задача блокировать роту сарбозов, не вызывая у них нездорового интереса. Я под видом дружеской встречи с бойцами из боевой группы, в которую входили только опытные старослужащие, договорился с командиром афганской роты и пришёл к коллегам с дружеским визитом. Их рота тогда располагалась недалеко от моей заставы на Уланге. Мы с ротным, который служил ещё при Захир-Шахе в коммандос, дня три вели интересные беседы на разные темы, а мои бойцы общались с афганскими солдатами. Потом афганский ротный уже через месяц узнал, что оказывается в Кабуле произошли перестановки в правительстве. Я так и не спросил его, понял ли он, почему мы так долго с ним тесно общались. Но, думаю, он был не дурак.

Отдельный разговор – афганские водители. У нас каждую колонну перед отправкой инструктировали до слёз: как действовать во время обстрела, пожара на трубопроводе, который проложен рядом с дорогой, во время подрыва машины и т.д. Наши бойцы были дисциплинированы и во время боя. Чего не скажешь про афганских водителей. При любом обстреле, подрыве или пожаре они сразу же бросали свои машины и скачками убегали в горы или в ближайшее укрытие, после чего их невозможно было оттуда выловить, чтобы усадить по машинам и отправить колонну дальше. Приходилось пинками выгонять их из укрытий и мордобоем загонять за баранки своих автомобилей, потому что при образовании пробки на дороге эти машины становились лакомым кусочком для душманских гранатомётчиков. А отогнать машины было некуда, ведь с одной стороны дороги скалы, а с другой обрыв. Не хватало места даже одной машине развернуться на дороге. И если первую машину в колонне подрывали или поджигали, то остальным приходилось стоять и ждать, когда её уберут с дороги. И всё это при обстреле из всех имеющихся у «духов» видов оружия. Нашей задачей, как бронегруппы, было пробиться в голову колонны, принять огонь на себя и сбросить горящие машины в пропасть, чтобы дать возможность остальным машинам проскочить опасный участок дороги. И кошмар, если приходилось вытаскивать из такой передряги афганские колонны, потому что при таком поведении их водителей приходилось нам самим садиться за баранки их автомобилей и выводить колонну из-под обстрела. Из-за такой неорганизованности афганские колонны несли намного больше потерь в транспорте при внезапных нападениях. Наши же несли больше потерь в людях, так как самоотверженность наших солдат и офицеров спасала машины и имущество, но при этом гибли люди.

Афганистан.Ру: Как много местного населения проживало в районе перевала Саланг? Были ли местные жители непосредственно в окрестностях тоннеля? Как их наличие сказывалось на решении задач охраны и обороны?

П.П.: Возле кишлака Самида располагались дуканы местных торговцев и чайхана. Мы регулярно совершали на них облавы. В одну из таки облав мы по отработанному плану на полном ходу резко остановили боевые машины, внезапно для местного населения десантировались и за считанные секунды окружили дуканы и чайхану. Выгнали всех мужчин, а женщины по чайханам в Афганистане не ходят, и построили в одну шеренгу на дороге. В головном БТРе внутри находился представитель местного подразделения ХАД и через триплекс рассматривал всех собравшихся. По его указке из строя вывели пятерых человек и посадили в БТР. Среди них я с удивлением узнал водителя автомобиля «Тойота», который раза три попадался мне на дороге и с улыбкой начинал разговаривать со мной по-русски, объясняя своё знание русского языка тем, что долго учился в Союзе и даже за бесплатно жену привёз русскую. Этот милый на вид молодой человек, как оказалось впоследствии, был очень ценным осведомителем моджахедов.

С местным населением нам приходилось общаться, потому что мы жили в окружении кишлаков. Первая застава Хаффтоннор находилась далеко от кишлаков и там процесс общения с местным населением был сведён к минимуму. А вот вторая моя застава была в окружении кишлаков. Рядом была чайхана. По дороге стояли дуканы – маленькие сарайчики из фанеры, картона или досок. Тропа на пост «Тюльпан» шла мимо кишлака. Дуканщики знали все передвижения наших и афганских колонн. По пути возле них останавливались машины и иногда покупали разные мелочи и сувениры. У нас на Саланге дуканы были нищие, и покупать там было почти нечего. Чем ближе к зелёной зоне, тем дуканы были более богатые.

Главная примета: как только закрывались дуканы, сразу можно было делать вывод, что на дороге намечается бойня. Если командиры были бестолковые или не вовремя осведомлены, то на их территории происходили нападения на колонны. Если же дорогу постоянно патрулировали и видели изменения обстановки, то сразу докладывали вышестоящим командирам, те направляли в этот район бронегруппы и останавливали движение колонн. Таким образом предотвращались диверсии и нападения. Когда я встал на Уланге, то взял своего переводчика и прошёлся по окружающим кишлакам. Встретился со старейшинами и объяснил им, что от любых нападений со стороны духов пострадают их кишлаки, так как гаубицы с заставы Хаффтоннор прекрасно накрывают своим огнём всё пространство. За время моей службы на Уланге, на участке моей ответственности не было ни одного крупного боестолкновения и расстрела колонн.

По ущелью Саланг кишлаков было много, но вот на самом перевале ни одного. Это позволяло успешнее нести службу по охране и обороне тоннеля, так как любой приближающийся по горам афганец априори был духом и подлежал либо задержанию, либо уничтожению при сопротивлении. Въезд в тоннель был тоже для духов невозможен, так как все машины подлежали досмотру не только нашими сапёрами, но и афганскими военными и государственными органами.

Афганистан.Ру: Расскажите, какие они – афганцы? Каким этот народ предстал лично перед Вами?

П.П.: По-моему, им вообще нет разницы, с кем воевать, это у них в генах заложено. Ведь афганский народ – это сборище всех горских народов, кто уходил от крепкой руки правителей на вольное жительство в горы, где не могли достать длинные руки государственного аппарата: будь то иранские шейхи, персидские шахи, индусские раджи или большевики Туркестана. Здесь сильным считался тот, кто мог постоять за себя и свой род. Это мировоззрение внушалось с раннего детства всем мальчикам в роду. Для организованного цивилизацией сообщества народов это неестественно и противозаконно, но для индивидуального выживания в труднейших условиях гор это вынужденная и, на мой взгляд, целесообразная мера самосохранения, как вида. Ведь такие народы тоже имеют своё право на существование, и право отстаивать свои права перед натиском цивилизации. Они отнюдь не угрожают цивилизации, потому что занимают свободные от нее природные зоны.

Я дружил с местными старейшинами. Однажды меня спросили, можно ли определенным людям выйти на моих командиров, чтобы духи могли вернуться в свой кишлак и стать мирными. Я доложил по команде, и навстречу с моджахедами приехали соответствующие ребята: командиры, особисты… Сам я на встрече не присутствовал, просто свел их друг с другом. Сдались человек 20 и встали отрядом самообороны недалеко от моей заставы, ниже по течению реки. Потом еще одна группа сдалась, тоже около 20 человек.

Лейтенант П.А. Попов (в центре) с группой моджахедов, вступивших в отряд самообороны

Афганистан.Ру: Не могли бы Вы привести какой-нибудь характерный эпизод, иллюстрирующий охрану и оборону горными стрелками перевала Саланг.

П.П.: В дневнике, который я вел в Афганистане, 24 ноября 1985 года была сделана запись об одном из наиболее тяжелых и трагических эпизодов за время моего пребывания на Саланге. Мы получили сообщение о нападении моджахедов на колонну в районе Хиджана и выдвинулись к месту засады. Подъехав, мы увидели горящие машины дивизионной колонны № 151, которая снабжала склады дивизии боеприпасами. Мы остановили свои БТРы на откосе дороги, прикрыв броней своих машин прохождение колонны. Солдаты пересели на левую сторону машин, которая была обращена к скале, и внутрь брони к бойницам, ведя массированный огонь по дувалам и камням на противоположных склонах через речку. Мы стали расталкивать пробку на дороге. Быстро вытащив убитых и раненых из кабин, сами садились за руль, и горящие машины направляли под откос, выпрыгивая на ходу. Те машины, которые своим ходом не могли ехать, мы сталкивали БТРами.

По мере очистки дороги колонна автомобилей, которая состояла в основном из УРАЛов, стала продвигаться вперёд. Тут по радиостанции я вновь получил команду, что впереди снова идёт обстрел колонны. Я немедленно выехал вперёд. Через два-три поворота дороги вновь увидел горящие машины. Снова предстояла такая же работа. Началось смеркаться – это уже плохо, ведь с гор машины видно прекрасно по свету фар, да и факела хорошие из «боеприпасников». Разобрали новый затор и опять команда комбата – вперёд! Там опять впереди горят машины. На третьей засаде духи выбрали удачное место: долбили прямо сверху со скалы. Пришлось применять подствольные гранатомёты. Всех убитых и раненых прямым ходом отправляли в Баграмский медсанбат.

На Калатаке нас ожидала ещё одна засада. Мы приняли бой. На моих глазах граната из базуки попала в машину с зенитной установкой в кузове. Машина ярко горела в ночи, но упорный зенитчик всё долбил из спаренной пушки по окружающим горам. На асфальте корчился от боли раненый солдат. Я перебежками добежал до него. У него были перебиты обе ноги. Вдвоём с подбежавшим бойцом мы оттащили его за броню БТРа, и кто-то из солдат приступил к обработке ран.

Бой длился недолго, как и все перестрелки на дороге. По окончании обстрела я запрыгнул на зенитную установку. Она уже догорала. На сидении, задохнувшись в дыму сгоревшей машины, склонившись к станку спаренных пушек, дымился сгоревший стрелок. Я попытался оторвать его скрюченное тело от сидения, но огонь охватил мою руку. Невыносимый жар не позволял дышать. Солдат всё равно был уже мёртв, и я бросил свою затею, спрыгнул с машины и собрал своих бойцов.

Предстояло ещё довести оставшиеся машины до Джабаля. Комбат приказал рассредоточить БТРы вперемешку с остатками автоколонны через одну машину. Мы быстро выстроились и направились дальше по маршруту. Через некоторое время нас опять обстреляли, но уже не с такой дерзостью. Как только мы начали интенсивно огрызаться, духи моментально прекратили огонь.

Афганистан.Ру: Расскажите о солдатах, с которыми приходилось решать боевые задачи. Как рядовые горные стрелки воспринимали свою службу на Саланге?

П.П.: Служба воспринималась буднично, без излишнего пафоса. О ее истинном значении пришлось задуматься после забавного случая. Однажды пришлось по долгу службы посетить расположение полка. Я отлучился по делам, оставив солдат при БТРе. Возвращаюсь, а там сержант Зайдуллин устроил концерт: с видом бывалого вояки он отвечал на вопросы окруживших машину солдат. Вопросы стандартные, о службе на перевале, а вот ответы довольно неожиданные. Тут я впервые узнал, что, оказывается, в наш горнострелковый батальон набирают самых лучших бойцов со всей дивизии, что кормят нас лучшим пайком в вооружённых силах, что наш перевал является самым ответственным местом службы во всём Афгане, что командует нами самый прославленный комбат, про которого даже книги пишут, что специально к нам приезжают художники и журналисты освещать нашу нелёгкую, но очень ответственную работу. И ещё много всяких новостей услышал от своего красноречивого сержанта, пока стоял сзади БТРа вне его поля зрения. На обратном пути попытался его посовестить, но к своему удивлению узнал, что он действительно так думает, да и большинство моих солдат, оказывается, верят в свою исключительность – думают, что без них действительно бы всё встало. Потом я не раз убеждался, что если бы не их вера в свою исключительную миссию на перевале, то не смогли бы они переносить всех тягот армейской жизни: вши, с которыми боролись бензином, холодные пронизывающие ветра по ущелью ночами, тяжелейшие переходы по горам с полной выкладкой, голод в дни двухнедельных снегопадов, бессонные ночи, тяжёлый труд по рытью окопов в скалистом грунте, ночные ремонты машин и многое-многое другое. Я уже не говорю о психологических трудностях: жизнь в малом обособленном коллективе, оторванность от дома, трудности жизни на высокогорье и боязнь высоты, страх одиночества на выносных постах и извечные проблемы отношений возрастов, национальностей и борьбы за лидерство в мужском коллективе. Со временем их верой заразился и я.

Группа советских горных стрелков на фоне снегов Саланга. Лейтенант П.А. Попов (сидит в центре)

Афганистан.Ру: Что больше всего запомнилось из пребывания на Саланге, что произвело наибольшее впечатление?

П.П.: Впечатлений и эмоций от службы на Саланге было масса. Но если говорить о том, что тронуло в наибольшей степени, то вспоминается такой эпизод. Я был молодым лейтенантом, необстрелянным ещё. При первом выезде на боевые дал солдатам команду залезть в машину. Два бойца, старослужащие из боевой группы, сели сверху, с двух сторон рядом со мной. Я их попытался прогнать в десантное отделение, на что они ответили, что будут прикрывать меня своими телами от пуль. Я удивился, ведь их же могли убить. Поразил ответ: нас убьют – ничего страшного не произойдёт, родители поплачут и похоронят. А если меня убьют, то все мои подчинённые полягут. Опытный солдат приходит к пониманию ценности головы командира на войне.

Еще запомнился случай с моим сержантом-переводчиком Холовым. Он был таджиком по национальности и разговаривал с духами без проблем скороговоркой, тем более, что среди местных душманов у него были родственники. Выяснил я это позже, когда ко мне на заставу по весне пришёл местный старик и попросил встречи с Холовым. Встреча происходила в моём присутствии, и сержант мне переводил всё, что говорил старый дехканин. Оказывается, в тридцатых годах половина рода Холова перешла в Афганистан с басмачами, уходя от преследования красноармейских отрядов. Эти родственники какими-то, только им известными путями узнали, что проходит службу у меня на заставе их родич и послали старейшину для разговора. Старик пытался убедить сержанта, что воевать против своих родственников большой грех и нужно переходить на сторону душманов.

Афганистан.Ру: Вы упомянули о том, что в период службы в Афганистане вели дневник. Публиковали ли Вы что-то из своих афганских записей? Как читатели могут ознакомиться с Вашим творчеством?

П.П.: После войны, уже в мирной жизни я получил историческое образование. Испытывал потребность выразить пережитое в стихах и прозе. Поэтому в 1990-е годы, что называется, по свежим следам своей службы в Афганистане я написал несколько рассказов и серию стихов. Они есть в Интернете. Мои стихи размещены на сайте «Стихи.ру», а проза – на «Проза.ру». Там достаточно ввести мои имя, фамилию и отчество Павел Адольфович Попов или никнейм – «киборг». А можно проще – ввести в любом поисковике «Афганские записки горного стрелка».

Беседовал Владимир Прямицын

Быстрая доставка материалов в Telegram Подписаться

«Афганцы»